Воздух в саду, казалось, застыл во времени. Он был плотным, тяжелым, будто насыщенным не только ароматами лета, но и чем-то горьким, едким — запахом обожженной пластмассы и сладковатой гнили, до тошноты знакомой, словно отголосок прошлого, который внезапно вырвался из закрытых дверей памяти. Тишина стояла такая, что даже листья на деревьях не шевелились, боясь нарушить этот зловещий покой.
Игорь снова не отвечал. Его телефон, как заговоренный, упрямо сбрасывал вызов после первого же гудка, будто бы сам отказывался соединять нас. А ведь он обещал быть здесь ещё полчаса назад. Мы должны были вместе забрать последние детали для завтрашнего дня — день нашей свадьбы. То был день, к которому я готовилась годами, о котором мечтала, плакала, строила планы. И вот теперь, вместо того чтобы видеть его лицо, я смотрела на экран, где высвечивалась надпись: «Вызов завершен».
Я вышла во двор, чувствуя, как тревога медленно подползает к сердцу. Сзади дома, в дальнем углу, под старой беседкой, меня ждало платье — в большом чехле, аккуратно повешенное на металлическую перекладину. Но рядом с ним, у черной ржавой бочки, из которой тянулся сизый дым, стояла Тамара Павловна. Она спокойно подрезала розы, движения её были размеренными, почти механическими, будто она делала это всю жизнь, будто ничего необычного не происходило вокруг.
— Тамара Павловна? — окликнула я, стараясь сохранить голос ровным, хотя внутри уже всё дрожало. — Вы что-то жжете? Запах такой… странный. Едкий.
Она не обернулась. Только на долю секунды замерла, секатор завис над бутоном, прежде чем аккуратно отсечь лишнее.
— Лишнее жгу, Анечка, — произнесла она мягко, почти ласково. — Всё, что может испортить новую жизнь. От хлама нужно избавляться до того, как он пустит корни в твоём доме.
Сердце сжалось. Я сделала несколько шагов вперёд, и запах стал невыносимым. Тошнота подкатила к горлу, когда я разглядела среди обугленных обрывков материи то, что не могло принадлежать этому кошмару.
Край оплавленного кружева — тот самый, который мы выбирали с мамой в маленьком ателье на набережной. Бусины, рассыпавшиеся по пеплу, как мертвые зубы. Моя свадьба. Моё платье. Моя мечта.
Кровь отхлынула от лица. Перед глазами потемнело, а мир вокруг стал нем. Я смотрела на обломки своей будущей жизни, на то, что было символом моего счастья всего сутки назад.
— Это… — слова не шли с языка, они цеплялись за горло, как иголки.
— Да, — наконец она повернулась. Её лицо было спокойным, безмятежным, будто она совершила благое дело.
Ни намёка на сожаление. Ни капли страха или вины. Просто уверенность. Холодная, жесткая уверенность женщины, которая считала себя судьёй.
— Я сожгла твоё свадебное платье.
Её взгляд пригвоздил меня к месту. Она подходила ко мне, и я инстинктивно отступила. Каждое движение, каждая эмоция на моём лице читались для неё как открытая книга.
— Зачем? — прошептала я, не в силах выдавить больше ни слова.
— Ты не прошла проверку, девочка. Я дала тебе шанс. Оставила тебя в нашем доме, рядом с главной ценностью невесты — её платьем. А ты даже не удосужилась забрать его сразу. Оставила висеть, как ненужную вещь.
— Я доверяла вам! — закричала я, голос сорвался. — Мы же семья! Завтра свадьба!
— Вот именно. Завтра. У меня было время, чтобы всё исправить.
Она говорила об этом так обыденно, будто обсуждала покупку продуктов или погоду. А потом добавила фразу, которая превратила меня в ледяную статую:
— Я сделала это, потому что ты недостойна моего сына. И я не позволю ему совершить ошибку, о которой он будет жалеть всю жизнь.
Её слова эхом отдавались в голове. Я смотрела на эту женщину, которую когда-то называла второй мамой, и понимала: она объявила мне войну. А я даже не знала, что война уже началась.
Игорь появился внезапно. Хлопнула калитка, и он вошёл в сад. Виноватая улыбка, смущённый взгляд. Он не знал, что происходит.
— Прости, задержался. Отец попросил помочь с документами. Ты готова? Аня? Что с тобой?
Он заметил моё состояние, заметил мать, стоящую рядом с бочкой. Его улыбка исчезла, сменившись недоумением.
— Мам? Что здесь происходит?
Тамара Павловна положила секатор в корзину, выпрямилась и посмотрела на сына с выражением скорби и мудрости.
— Сынок. Я избавила тебя от большой беды. Свадьбы не будет.
— В каком смысле не будет? — Игорь растерянно смотрел на нас. — Что за шутки? Аня, скажи что-нибудь!
Я молча указала на бочку. Он подошёл, заглянул внутрь, и я увидела, как его плечи напряглись. Он обернулся, и в его глазах была боль. Глубокая, настоящая боль.
— Мама. Что. Ты. Сделала?
— То, что должна была. Твоя невеста оставила своё платье без присмотра. Это знак. Она не ценит то, что для неё должно быть свято. Она не будет ценить и тебя, и нашу семью.
— Это было платье Ани! Наше свадебное платье! Ты сошла с ума?!
— Наоборот, сынок. Я никогда не была в более здравом уме.
Она протянула руку, но он отдернул свою, как от огня.
— Я спасаю твою жизнь. Эта девушка тебе не пара.
В этот момент гул в моей голове прекратился. Я посмотрела прямо на Игоря.
— Твоя мать сожгла моё платье. Она сказала, что я тебя недостойна. А потом соврала тебе, что я плохо себя чувствую.
Игорь смотрел на мать, и я видела, как в нём борются любовь к женщине, которая его вырастила, и шок от её чудовищного поступка. Он выглядел растерянным, раздавленным.
— Мама… как ты могла…
— Не волнуйся, я всё уладила, — холодно сказала она. — Я уже обзвонила всех гостей. Сказала, что свадьба отменяется по обоюдному согласию. Чтобы избежать лишних разговоров.
Мир качнулся. Она не просто сожгла платье. Она стерла наше будущее. Отменила его, как досадную встречу.
Игорь схватился за голову.
— Ты обзвонила гостей? Ты сказала им, что свадьбы не будет? Без нашего ведома?
— Это было необходимое решение, — отрезала она. — Поблагодаришь меня позже. Когда поймешь, от какой ошибки я тебя уберегла.
Я посмотрела на Игоря. Сейчас был решающий момент. Момент истины, который определит всё. Он должен был выбрать.
Он поднял на меня глаза, полные отчаяния. В них плескался ужас, боль, но я не видела там главного — решимости. Он был сыном своей матери. Продукт её воспитания, её воли.
И тогда я поняла, что она победила. Не потому, что сожгла платье. А потому, что вырастила сына, который в самый важный момент своей жизни смотрит на меня так, будто я — проблема, которую нужно решить, а не женщина, которую нужно защитить.
Взгляд Игоря, полный беспомощности, стал для меня последней каплей. Вся боль, весь шок вдруг схлынули, оставив после себя холодное, кристальное понимание.
Я медленно выдохнула. А потом улыбнулась.
Игорь вздрогнул. Даже Тамара Павловна, до этого сохранявшая олимпийское спокойствие, удивленно приподняла бровь. Моя улыбка была совершенно неуместной в этой трагедии.
— Вы знаете, Тамара Павловна, — мой голос звучал ровно и даже дружелюбно, — а ведь вы правы.
Она опешила. Игорь смотрел на меня так, словно я говорила на незнакомом языке.
— О чём ты? — пролепетал он.
Я перевела взгляд на него.
— Твоя мама права. Я действительно тебя недостойна. Я достойна мужчину, который будет моей опорой. Который встанет за меня горой, даже если против меня будет весь мир. И уж тем более — его собственная мать.
— Я достойна мужчину, который, увидев пепел от моего платья, не будет беспомощно смотреть на маму, а возьмет меня за руку и уведет отсюда навсегда.
А ты… ты ждешь. Ждешь, что я буду плакать, а мама — торжествовать.
Я снова посмотрела на Тамару Павловну.
— Спасибо вам, — сказала я искренне. — Вы не представляете, от какой ошибки вы меня уберегли. Вы сожгли всего лишь платье. А я чуть не сожгла всю свою жизнь, связав её с вашим сыном.
На её лице впервые отразилось что-то похожее на растерянность. Она привыкла к слезам и скандалам. Моё спокойствие и благодарность выбили у неё почву из-под ног.
— Что ты несешь? — прошипела она.
— Правду, — я пожала плечами. — И еще. Раз уж свадьба отменяется, то и подарки нужно вернуть.
Я сняла с пальца помолвочное кольцо с небольшим бриллиантом. То самое, которое Игорь надел мне на палец полгода назад, делая предложение на крыше с видом на ночной город.
Я не протянула его Игорю. Я подошла к бочке с пеплом.
— Аня, не надо! — крикнул Игорь, наконец поняв, что я собираюсь сделать.
Но было поздно. Я разжала пальцы, и кольцо, сверкнув на прощание, исчезло в серой массе пепла и сгоревшей ткани.
— Ищите. Может, это тоже какой-то знак. Проверка на прочность ваших отношений, — я снова улыбнулась. — А мне пора.
Я развернулась и пошла к калитке, не оглядываясь. Я слышала, как Игорь что-то кричал мне вслед. Слышала возмущенный возглас его матери. Но их голоса уже были для меня просто фоновым шумом.
Выйдя на улицу, я достала телефон. Руки немного дрожали, но не от горя, а от адреналина.
Я нашла в списке номер своей лучшей подруги, которая должна была быть свидетельницей.
— Катя? Привет. У меня небольшие изменения в планах, — сказала я в трубку, чувствуя, как на губах снова появляется улыбка.
Настоящая, счастливая.
— Свадьбы завтра не будет. Но вечеринка — в силе. Собирай девчонок. У нас есть повод поважнее. Мы празднуем моё освобождение.
