— Девушка, можно я вам помогу? — окликнул он женщину, заметив, как она с трудом несёт две тяжёлые сумки. — Простите, что так внезапно подхожу, но выглядит так, будто сумки вот-вот вырвутся у вас из рук. Разрешите, я их понесу.
— Ой, правда? Вы уверены? Не слишком они тяжёлые? — женщина робко улыбнулась. — Большое спасибо.
Мужчина легко взял сумки, словно они были пустыми, и зашагал вперёд широким, уверенным шагом. Женщина, миловидная и чуть полноватая, поспешила следом, стараясь не отставать. Вместе они смотрелись почти комично: он — высокий, крепкий, с размашистой походкой, словно на парадном марше, а она — маленькая, мягкая, кругленькая, как свежая ватрушка, с кудряшками, подпрыгивающими при каждом шаге. На один его шаг ей приходилось делать два.
— Пожалуйста, помедленнее немного! — задохнувшись, попросила она. — Я совсем отстала.
Он, будто очнувшись, обернулся:
— Простите, задумался что-то.
— А если не секрет, о чём это вы так глубоко думали? — поинтересовалась женщина, пристально глядя на него.
Её звали Галина, и она сразу обратила внимание, что мужчина одет не по-летнему — одежда была потёртой, местами прошитой, сам он выглядел потерянным, будто случайно забредшим в этот мир. Её любопытство не давало ей просто молча идти рядом.
— Ну же, расскажите, что вас так задумчивым сделал?
— Да всё о себе… о жизни, — вздохнул он.
— А что с ней не так? Тяжело живётся?
— Нет, не то… — покачал он головой. — Просто думаю много.
— А, может, ещё и пьёте? — спросила осторожно.
— Нет, что вы! Я не из тех людей.
— Слава богу, — облегчённо кивнула Галя. — А как вас зовут? Меня, кстати, Галиной, но можно просто Галка.
Мужчина замялся, будто вспоминая или, наоборот, пытаясь забыть что-то важное.
— Зовут меня Васькой… Так прозвали.
— Прозвали? А настоящее имя не нравится?
— Не в этом дело… — он опустил взгляд. — Просто я не знаю, как меня на самом деле зовут.
Галина удивлённо замерла, но быстро взяла себя в руки:
— То есть вы не помните?
— Именно. У меня провал в памяти. Меня нашли на трассе, еле живого. Грязного, в синяках, в порванной одежде. Лежал, как выброшенный щенок. Кто-то остановился, вызвал скорую, меня в больницу отвезли.
— Боже мой… И ничего о себе не помните?
— Ни единого воспоминания. Иногда какие-то образы возникают: лица, комнаты, обрывки разговоров, вспышки света… Но всё это будто чужое кино.
— А после больницы что было?
— Отправили в приют. Дали временное имя — Василий. С тех пор так и живу. Хорошо, что не на улице — крыша над головой, еда, работа.
— А чем вы занимаетесь?
— Чем придётся. Подсобные работы: грузчики, помощник на рынке, иногда помогаю мяснику, уборка. Зарабатываю немного, но на жизнь хватает.
— А раньше-то чем занимались? Что-нибудь вспоминается?
— Ничего. Как будто родился заново. Пришлось учиться всему с нуля. Только не ползать, а жить.
— Нелёгкая у тебя судьба, Вась. Но если ты не сломался — значит, и дальше справишься. Память — штука непредсказуемая: сегодня молчит, завтра вдруг вернётся.
— Может, и правда так…
— Конечно, правда! Зачем терзаться из-за того, чего не помнишь? Живи тем, что есть. А я вижу — ты парень сильный, работящий. Хотел бы работу найти?
— Очень даже хотел бы.
— Тогда идём со мной. Поговорю с хозяйкой. У неё дом большой, дел невпроворот. Может, что-нибудь и подберём тебе.
— Вот и отлично. Пошли, чего стоим?
И только тогда Василий понял, что они уже несколько минут стоят на месте, привлекая внимание прохожих.
— Далеко идти-то?
— Нет, совсем рядом. Обычно я на машине, но сегодня водитель занят — вот и пошла сама. Хозяйке индейку заказали.
— А вы кто у неё работаете?
— Повар. Работа нелёгкая, но зато условия хорошие. Хозяйка добрая, хоть и молчаливая. После смерти сына и мужа сильно изменилась. Но платит щедро, никого не обижает.
— Если у неё такой дом и обслуга, значит, богата?
— Возможно. Не моё дело считать деньги. Мне бы кастрюли да сковородки.
Они подошли к большим кованым воротам. За ними возвышался двухэтажный кирпичный дом, утопающий в зелени. По сторонам калитки цвёл жасмин, наполняя воздух сладким ароматом. Василий вдруг остановился. В груди что-то дрогнуло, будто память хотела проснуться — но тут же исчезло, как дым.
— Ты чего замер? Пошли, не бойся.
Они вошли в дом, прошли по аккуратной дорожке и оказались на кухне — просторной, светлой, уютной, наполненной запахами домашней еды.
— Вот и пришли. Это мой маленький мир — здесь мои кастрюли и сковородки. Проходи, осмотрись. А я пока принесу хозяйке обед и спрошу насчёт работы для тебя. Найдётся чем заняться.
Василий огляделся. Впервые за долгое время его охватило странное чувство — тепло, уют, и даже некая знакомость.
— Посиди пока, я быстро. И поешь — наверняка голодный? — сказала Галина, улыбнувшись.
Через несколько минут перед ним стояла тарелка с горячей едой, источающая восхитительный аромат.
— На, пробуй. Пока тёпленькое. Я скоро вернусь.
— Спасибо… Не знаю даже, как благодарить…
— Да брось! — махнула рукой Галя. — Ешь давай.
Василий взял ложку и попробовал. Вкус был таким, что закрыл глаза — домашний, родной, давно забытый. Он не мог вспомнить, когда ел так по-настоящему. Это чувство оказалось почти пугающим.
— Римма, можно? — тихо спросила Галина, заглянув в комнату.
Хозяйка сидела за старым фотоальбомом. Она часто так делала — сидела и задумчиво разглядывала прошлое. До этого момента Галя ни разу не видела, что там внутри — Римма всегда прятала альбом от чужих глаз.
— Спасибо, Галя, ты можешь идти отдыхать… или подожди, ты что-то хотела? — спросила Римма, пристально посмотрев на неё.
Галина переминалась с ноги на ногу, теребя край фартука.
— Хотела… Только вы не сердитесь, хорошо? У меня есть знакомый… Он работу ищет. Работящий, молодой, не пьющий. Честное слово!
— А документы у него есть?
— Вот беда — никаких бумаг. История у него сложная. Но человек он хороший, трудолюбивый…
Римма немного помолчала, затем кивнула:
— Ладно, идём, покажи мне его.
— Ой, Римма Алексеевна, да вы же ещё и не поели даже! — воскликнула Галя.
— Потом поем. Пошли.
Они направились на кухню, где всё ещё ждал Василий. Он стоял у окна, задумчиво глядя вдаль.
— Вася, подойди, пожалуйста, — позвала Галина.
Мужчина обернулся. В этот момент Римма резко побледнела. Губы её дрогнули, она судорожно вдохнула и начала медленно оседать на пол.
— Римма Алексеевна! Что с вами?! — испуганно бросилась к ней Галина. — Вася, помоги скорее!
Вместе они усадили женщину в кресло, подали воды.
— Вам лучше? Может, врача вызвать?
— Нет… не надо врача… Как тебя зовут? — обратилась Римма к мужчине.
— Василий.
— А настоящее имя? Ты ведь не просто Вася?
— Я не помню… У меня провал в памяти.
Римма долго смотрела на него, будто пытаясь найти что-то глубоко внутри.
— Клим… — наконец прошептала она. — Тебя зовут Клим.
— Что? Откуда вы это знаете? Я же сам не помню своего имени…
— Потому что я — твоя мать. Я сама так тебя назвала.
Галина замерла, поражённая. Её руки судорожно сжали фартук, взгляд метался между ними.
— Но вы же говорили, что ваш сын… — прошептала она.
— Я думала, что его больше нет, — тихо ответила Римма. — Принеси, пожалуйста, фотоальбом. Он в верхнем ящике серванта.
Когда она открыла его, голос её дрогнул:
— Мы с мужем долго не могли стать родителями. Мечтали о ребёнке, но врачи разводили руками. Я плакала, Олег злился. Пока его отец — мой тесть Клим — не забрал нас к себе в деревню. Говорил: «Уезжайте отсюда, здесь только стресс и больницы. Живите с природой, наберётесь сил».
Она перевернула страницу.
— Именно там всё и случилось. Я узнала, что беременна. Ты стал нашим чудом. И я назвала тебя в честь деда — Клим. Он не дожил до твоего рождения, но знал, что станет прадедом.
Василий слушал, не отводя взгляда.
— Ты был добрым, спокойным мальчиком. Любимчиком учителей, отличником. Любил животных, всё время крутился у школьного живого уголка. А потом…
Римма вздохнула:
— Олег хотел, чтобы ты шёл по его стопам. Сделал из тебя «человека с будущим», как он говорил. Я пыталась защитить тебя, но он был непреклонен. Ты начал сопротивляться: прогуливал занятия, дерзил преподавателям, приходил домой в плохом состоянии. Я просила тебя остановиться, вернуться к прежнему себе. Но ты никого не слушал. Однажды мы сильно поссорились. Олег сказал: «Или он берётся за ум, или пусть уходит и больше не возвращается». Я тогда сломалась. А ты хлопнул дверью и сказал, что мы тебе больше не нужны. Через три дня нам сообщили, что нужно опознать тело. Лицо было неузнаваемо, но были часы, паспорт, телефон… Мы поверили. Похоронили. А вскоре умер и Олег. Сердце не выдержало…
Слёзы катились по щекам Риммы. Василий смотрел на фотографию мальчика, который был ему до боли знаком — как отражение в воде. Перед глазами мелькали обрывки образов: смех, запах дыма от костра, тепло маминых рук…
— Мама… — наконец произнёс он, почти шёпотом.
