Марина забеременела рано — всего в шестнадцать лет. Обнаружилось это случайно: на школьной диспансеризации она категорически отказалась заходить в кабинет гинеколога, и об этом сразу узнала классная руководительница, которая сообщила всё родителям.
Тогда Марина показала им справку из частной клиники: срок — десятая неделя беременности.
Вечером в доме собрали семейный совет.
— Кто отец? — сурово спросил Пётр Сергеевич. — Он появится перед нами?
Щёки девушки вспыхнули, она покачала головой и опустила глаза.
— Защищаешь, значит, подлеца! — фыркнул Пётр Сергеевич, дотянулся до пачки папирос.
— Не кури тут, Петя! — вырвала сигареты Лидия. — Ребёнку вредно.
— Вот только одного понять не могу, — бросил он взгляд на жену. — Как ты упустила? У тебя же под носом ребёнка совратили!
— Прости… — тихо сказала Лидия, опустив взгляд. — Я и подумать не могла. Марина всегда вовремя возвращалась, по подъездам не слонялась…
— Значит, не скажешь, кто он? — теперь отец смотрел только на дочь. — Я всё равно найду его! И тогда мало не покажется. Пусть сядет, как положено!
— Не надо, папа, — спокойно попросила Марина.
— Тогда пусть женится! Пусть содержит и тебя, и твоё потомство!
— Петя! — укоризненно покачала головой Лидия. — Это же наша дочь! И внук наш, между прочим!
— Я замуж не хочу, — снова покачала головой Марина. — По крайней мере, сейчас — нет.
— Ну и правильно, дочка, — заторопилась Лидия, бросая взгляд на мужа. — Мы с отцом его на себя запишем, вырастим как родного. А тебе он будет вроде как братик или сестрёнка! Ты ведь всегда сестру хотела, помнишь?
— Ты в своём уме, Лида? — скривился Пётр Сергеевич, будто его зубы свело. — Прекрати этот бред.
— Мам, не надо. Я не смогу врать собственному ребёнку. Ни себе, ни ему, — Марина смотрела теперь только на отца.
— Ты же сама ещё ребёнок! — срываясь, воскликнула мать. — У тебя вся жизнь впереди! Учёба, профессия… А с младенцем — только усталость, болезни и нищета. Да и кто тебя замуж возьмёт?
— И не надо, — отрезала Марина, отвернувшись.
— Рожать поедешь к тёте Вере, в Балашиху, — решила Лидия. — Она тебя устроит в хороший роддом. А пока живи с нами, на нас и рассчитывай.
Пётр Сергеевич копил злость. Когда Марина ушла в магазин за хлебом, он сразу накинулся на жену.
— Ты разбаловала девчонку! Вот и результат! — кричал он.
— А ты что, не баловал? Всё на меня теперь свалить хочешь? — не сдавалась Лидия. — Может, если бы ты больше времени с ней проводил, всё бы по-другому сложилось!
— Спасибо, что напомнил про возраст! Мне, между прочим, всего сорок два! Другие в этом возрасте жить начинают! — обиженно всхлипнула Лидия. — Я, может, ещё своего хотела родить!
Пётр Сергеевич замер с открытым ртом. Папироса повисла на губе.
— Да пошёл ты, — буркнула она, но, услышав, как он чиркнул спичкой, резко повернулась: — Только попробуй закурить — вылетишь на лестницу!
— Есть, гражданочка! — отдал честь Пётр Сергеевич, с облегчением увидев, как уголки её губ тронула улыбка.
Маринина лучшая подруга не смогла удержать тайну, и уже через несколько дней по всей школе шептались: «Баранова залетела». Её и раньше дразнили за лишний вес, а теперь и вовсе превратили в объект насмешек — и одноклассники, и даже некоторые учителя. Однако никто так и не смог выяснить, кто отец ребёнка. С парнями Марину никогда не видели.
Родители уладили дело: договорились, чтобы Марину перевели на домашнее обучение под предлогом проблем со здоровьем.
И тут началось! Телефон разрывался. Петру Сергеевичу пришлось брать отгулы, чтобы просто отвечать на звонки.
«Охотники за правдой» указывали на кого попало — на мужчин, студентов, даже на соседа из соседнего подъезда. Но никаких убедительных доказательств никто так и не предоставил. Всё это напоминало охоту на ведьм…
— Алё! Это вы даёте деньги за информацию? — спрашивал неокрепший голос.
— Допустим, — отвечал Пётр Сергеевич.
— Сначала задаток! — говорил маленький хитрец.
— Я не против выложить всю сумму, но после того, как ты предъявишь мне доказательство того, что твоя информация стоит денег, — тушил папиросу в хрустальной пепельнице Пётр Сергеевич.
Обычно на этом этапе шкет клал трубку, но бывали и такие, кто уверял что своими глазами видел, как Севка-рокер, местный байкер, уединялся с Мариной Барановой в заброшке на Первомайской.
— Жаль, что не было фотика с собой, — сокрушался соискатель премии, — знал бы, захватил!
— Когда это было? — заинтересовавшись, спрашивал Пётр Сергеевич, записав в блокноте «Севка-рокер, заброшка на Первомайской».
— Ну-у-у… — начинал гадать соискатель, — месяца два назад.
А два месяца назад, Марина, согласно справке, уже была беременна. Пётр Сергеевич просто клал трубку и вздыхал.
Несколько раз звонила Ева.
— Я же просил тебя не звонить, — зажав трубку рукой, шептал Пётр Сергеевич.
— Ты совсем забыл про меня, — капризно тянула слова Ева, — не заходишь, не звонишь!
— Слушай, мне сейчас не до того, — оправдывался перед любовницей Пётр Сергеевич.
— А. Ну да, я слышала. Ты скоро станешь дедушкой… Петя, приходи, я скучаю!
— Петя, кто там? — в дверях появилась жена. На лице её было написано страдание.
— Да никто, — нажимая отбой, ответил Пётр Сергеевич, — а ты, что такая расстроенная?
— Я же просила тебя не курить в комнате! — Лидия кивнула на пепельницу, полную окурков. Бросай ты эту гадкую привычку!
— Лидуш, прости! Нервы просто… это меня успокаивает.
Квакнула «смс». Значит, Ева.
Лидя вопросительно посмотрела на мужа.
— Что это квакнуло?
— Это Александр Иваныч, — неумело соврал Пётр Сергеевич. — На рыбалку меня зовёт.
И скосил глаза на экран.
«Значит я тебе никто»? — писала любовница.
— Ну и горазд ты врать Петя, — покачала головой жена и вышла из комнаты.
— Лида! Лидушка моя, — бросился он вслед. — я никогда не буду врать тебе, обещаю!
— А врал? — удивлённо повернулась к нему жена. — ох, чуяло моё сердце!
— Нет, нет, — испугался Пётр Сергеевич, — я бы никогда… ты, Лидушка, единственная женщина, которую я любил, люблю, и буду любить!
— Ах ты, лис, — погрозила ему жена, — ну, смотри у меня!
Прошли выходные, и в понедельник, Пётр Сергеевич специально вышел на работу пораньше, чтобы успеть поговорить с любовницей. Объявить ей, что всё кончено. Мучительно подбирая слова, он поднимался вверх по лестнице. Вот и квартира Евы.
Он позвонил, как всегда: дал два коротких звонка и один длинный. Ему долго никто не открывал, и он уже собирался уходить, как вдруг дверь распахнулась и на пороге оказался здоровенный детина в мятых семейниках.
— Тебе чего, отец? — зевая, спросил он Петра.
За спиной здоровяка стояла бледная Ева, молитвенно сложив руки.
— Александр Иваныч дома? — нашёлся Пётр Сергеевич.
— Нет здесь таких, — ответил детина и захлопнул дверь.
«Ну и хорошо», подумал, спускаясь вниз Пётр Сергеевич. Он был рад. Связь с Евой тяготила его с самого первого дня. Конечно, с одной стороны было приятно, что молодая женщина обратила на него внимание, но с другой стороны, отношения с женой стали хуже. Лида с каждым днём отдалялась от него, хоть и не знала о любовнице.
Возвращаясь с работы, Пётр Сергеевич зашёл в магазин и купил жене подарок — дорогие духи, о которых она давно мечтала. А к ним цветы и шампанское.
— Что это? — не поняла она, открыв дверь, — праздник, что ли, какой?
— Нет. Просто захотелось порадовать тебя, — шепнул он ей на ушко.
— Что это? Праздник, что ли, какой? — слово-в-слово повторила материны слова вышедшая из комнаты Марина.
— Я и тебя не забыл, солнышко, — отец протянул дочери коробку конфет, — вот, твои любимые!
— Спасибо, пап! — обрадовалась Марина.
— Ну куда ты ей конфеты! Ей нельзя шоколад, это аллерген! — слегка ударила мужа букетом Лидия.
— Я подумал… пока срок маленький, можно.
— А, дочка? — обеспокоено посмотрела на дочь Лидия, — что врач говорит? Когда мне можно будет с ним поговорить?
— Родитель нужен только, если нужно направление на аборт, — сказала Марина.
— Тьфу, тьфу, тьфу — поплевала через плечо Лидия. — но конфеты тебе можно?
— Да, — Марина обняла обоих родителей, и все расселись за столом.
Они давно не сидели вот так, по-семейному.
— Мы с отцом займём твою комнатку, — мечтательно сказала Лидия, а вам с малышом отдадим спальню! Правда, папа её прокурил всю, но сейчас говорят, есть специальные службы, которые специализируются на выведении всяких запахов.
— Ничего не надо. Я сам сделаю ремонт, обои поклею новые! — Пётр Сергеевич повернулся к дочери, — выберешь обои, дочка?
— Господи! Я так счастлива! — сцепив руки, продолжала Лидия Трофимовна, — я видела сон, как я иду с коляской… а в ней малыш! Кстати, дочь, тебе когда на узи? Когда нам сообщат пол ребёнка?
— Я думаю, не скоро, — положив конфету в рот, моргнула Марина.
— Что значит: «не скоро»? — расстроилась Лидия, — мне кажется, уже в четыре месяца должно быть видно, девочка или мальчик!
— Мам! Пап! — наклонила голову девушка, — я должна сказать вам… в общем, я не беременна.
— Как не беременна? — схватилась за голову Лидия Трофимовна. — что случилось? Неужели ты сделала…
— Ребёнка нет и не было, — тихо сказала девушка, — я его придумала. А справка из консультации — поддельная. Я купила.
— Что ты сказала? — чуть не выронил бутылку шампанского отец.
— А как же врач в консультации?
— Я не ходила. Простите меня.
И тут Лидии стало понятно, почему дочь так яростно сопротивлялась, когда она предлагала пойти в консультацию вместе.
— Но…зачем? Зачем ты так с нами, Марина? Объясни! — Лидия всё ещё не могла поверить, что ребёнка не будет.
— Хотела, чтобы вы с папой снова были вместе, — ответила дочь. — и больше не ссорились!
— Да мы вроде и так были вместе, — медленно проговорила Лидия, — а я тебе книжку купила… «Имена» называется. Думала, повыбираем вместе имя внуку или внучке!
— Простите, я не знала, что вам так нужен этот ребёнок, — расстроилась Марина, глядя на поникших родителей, — ну, хотите я…
— Нет! — подал голос Пётр Сергеевич, — всему своё время! С завтрашнего дня выходишь в школу! Я позвоню Наталье Эмильевне!
— Но…
— Никаких но!
Понурив голову, Марина пошла к себе.
— А я-то дура, видела же, что она похудела! А по идее должна бы была набирать вес, — задумчиво рассуждала Лидия, когда дочка ушла.
— Не грусти. Внуки у нас будут, обязательно, — наливая жене шампанское, сказал Пётр Сергеевич.
— И всё же… что она имела ввиду, когда говорила, что хочет нас помирить? — Лидия не спускала глаз с лица мужа. — я чего-то не знаю?
— Я давно хотел рассказать тебе… — закашлялся Пётр Сергеевич, — но боялся, что ты не простишь. Однажды наша дочь… в общем, она увидела меня с другой женщиной. Я обещал, что расстанусь с ней… и обманул.
Лидия сидела, окаменев.
— Я не хочу тебя видеть! Уходи, Петя. — сказала она наконец сдавленным голосом.
— Не уйду.
— Я соберу чемодан, — Лидия Трофимовна встала, но он не дал ей выйти, встав в дверях.
— Ты видела, на что готова наша дочь, чтобы мы были вместе! Пойми, не могу я уйти: кто знает, что придёт Маринке в голову в следующий раз! Я порвал с той женщиной, ради тебя, ради нашей дочери. Прости меня!
Лидия молча вышла с кухни.
Пётр Сергеевич надеялся, что жена, по своему обыкновению, быстро отойдёт, но она не разговаривала с ним третий день. Пётр Сергеевич пытался шутить, но она тут же уходила. Под конец четвёртого дня, лишь слабо улыбнулась его очередной шутке.
Воодушевлённый успехом, Пётр Сергеевич устроил настоящий спектакль. Позвонил знакомым, которые в свободное время играли в любительском ансамбле и пригласил их к девяти вечера.
И вот весь дом, а также несколько близлежащих, услышали звуки гитар и слова серенады:
Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном.
Объята Севилья И мраком и сном…
Из окон показались головы любопытных соседей. Прохожие останавливались, и с интересом взирали на балкон.
Исполнен отвагой, окутан плащом…
— выводил Пётр Сергеевич,
с гита-а-арой и шпагой, и я здесь… кх, кха!
он вдруг закашлялся.
Но музыканты продолжили играть, и один из них закончил куплет за Петра Сергеевича: —
Я здесь по-о-од окном! Я здесь! Под о-окно-о-ом!
Люди аплодировали, а Лидия так и не появилась.
— Инезилья, твoю мaть, выходи! — закричал какой-то расчувствовавшийся алкоголик, — человек так старался, пел! У, стepва!
Явившись домой, Петр Сергеевич сник. Он испробовал все средства, но Лидия не разговаривала с ним. Тогда он решил уйти. Жена уже легла, и он решил проститься с ней.
— Лидия! — вошёл он в тёмную комнату. — Наверное, я так обидел тебя, что ты не можешь простить. Ты права. Ты достойна лучшего, я сдаюсь. Завтра я уйду.
— Иди ложись, певун, — хихикнула жена.
Сон Лидии оказался вещим: меньше, чем через год год, она действительно катила коляску, но не с внуком, а со второй дочкой. Все были счастливы, а больше всех Марина, которая сразу полюбила сестрёнку и даже выбрала ей имя — «Богдана».
как будто я качаю колыбель с белыми кружевами. Малыш смеётся, а Марина стоит рядом — такая красивая, спокойная, взрослая… Я проснулась и подумала: вот, значит, как будет. Бог не зря такие сны посылает!
Марина немного улыбнулась, но взгляд её остался серьёзным.
— Мам, ты же понимаешь, это всё не просто. Школу я закончу, пусть даже экстерном. Но потом… Мне ведь надо как-то жить. Работать, снимать жильё…
— Да не надумай ты, — перебила её Лидия. — Ты у нас не одна! Мы с папой всё осилим. Главное — чтобы ты не сдалась. Чтобы ты не опустила руки, слышишь?
Пётр Сергеевич кивнул, потирая ладони.
— Я с утра всё обдумал. Надо теперь не того искать, кто тебя обидел, а думать, как тебя и внука на ноги ставить. Мужик — не мужик, если за спину семьи не встанет. Хватит мне бегать, как дураку с блокнотом.
Марина посмотрела на отца долгим, внимательным взглядом. Ей было трудно понять, когда он говорит в горячке, а когда — по-настоящему. Но сейчас в нём, кажется, что-то изменилось. В нём не было злости. Только тревога и какая-то почти нежная решимость.
— Спасибо, пап, — тихо сказала она.
— Мы справимся, — повторила Лидия, крепко сжав дочь за руку. — И я тебе ещё не такое расскажу, как в том сне. Он ведь вещий был, я знаю. Не просто так мне малыш в нём улыбался.
Пётр Сергеевич вздохнул. За долгие дни нервов, слёз и упрёков это был первый вечер, когда в доме не чувствовалось тревоги. Он налил себе немного шампанского, потом жене. Чокнулись. Потом — налил сок Марине.
— За будущее, — сказал он.
— За малыша, — добавила Лидия.
— За то, чтобы жить не со страхом, а с любовью, — неожиданно добавила Марина. И впервые за всё это время в её голосе прозвучала не защита, не упрямство — а спокойная, взрослая сила.
Никто не сказал больше ни слова. Все трое смотрели друг на друга. Как будто впервые по-настоящему.
