— В такую непогоду — и на поезд? — проводница с удивлением взглянула на Елену. Та стояла на платформе с тяжёлыми сумками в обеих руках.
— Мне до Ольховки. Последний вагон, — отозвалась Лена, протягивая билет и с усилием затаскивая поклажу в вагон.
Поезд дёрнулся, заскрипели колёса. За окном потянулись размытые дождём пейзажи: мокрые поля, покосившиеся сараи, одинокие деревенские дома. Серые тучи нависали низко, капли барабанили по крыше, будто смывали краски с мира.
Лена опустилась на свободное место в полупустом вагоне и вытянула натруженные ноги. День выдался тяжёлый: закупки для столовой, очереди, сумки. А до этого — бессонная ночь и тревожные мысли. Три года в браке, а детей всё нет. Илья её не упрекал, но она сама мучилась — с каждым месяцем надежда угасала.
Вспомнился утренний разговор.
— Всё будет, — прошептал Илья, обнимая. — Наше чудо ещё впереди.
Лена улыбнулась сквозь усталость. Он был для неё опорой. Когда-то приехал в село как молодой агроном и остался. Полюбил землю, работу… и её. Теперь у него своя ферма, а у неё — работа поваром в столовой.
Вдруг дверь купе скрипнула. Лена подняла глаза. В проходе стояла женщина в длинном плаще с капюшоном. Лица почти не видно, но видно — молодая. В руках — два свёртка. Из них выглядывали крошечные детские личики. Близнецы.
Окинув вагон взглядом, женщина подошла к Лене.
— Можно? — её голос дрожал.
— Конечно, — Лена подвинулась.
Незнакомка села, крепко прижимая детей. Один малыш начал капризничать.
— Тсс, тихо, мой хороший, — прошептала она, укачивая его.
— Такие славные, — улыбнулась Лена. — Мальчики?
— Один мальчик, вторая — девочка. Иван и Мария. Им скоро год.
Лену кольнуло. Её руки так хотели держать своих детей.
— Вы тоже до Ольховки? — спросила она.
Женщина ничего не ответила, лишь отвернулась к мутному окну.
Прошло несколько минут в молчании. За стеклом дождь стирал очертания деревьев и домов. Потом женщина заговорила:
— У вас есть семья?
— Муж, — Лена машинально коснулась кольца.
— Он вас любит?
— Очень.
— А детей вы хотите?
— Каждый день мечтаю.
— Но пока не получилось?
— Пока — нет. Видимо, не время…
Женщина вздохнула, посмотрела на дверь, потом наклонилась ближе:
— У меня нет времени объяснять. Но вы… вы не такая, как все. За мной следят. Этим детям грозит опасность.
— Что вы такое говорите? — Лена отшатнулась. — Вам нужно в полицию.
— Ни в коем случае! — женщина схватила её за руку. — Вы не понимаете, кто охотится за ними…
Поезд замедлился. Следующая станция.
— Пожалуйста, — в её голосе звучала паника. — Если вы их не возьмёте, они погибнут…
Лена не успела даже осмыслить слова. Женщина быстро вложила ей детей и маленький рюкзачок.
— Что вы делаете?! — ахнула Лена.
— Вы спасаете жизни, — прошептала та… и в следующее мгновение выскользнула из вагона.
Состав остановился. Лена, прижав к себе малышей, подбежала к окну. На перроне промелькнул тёмный силуэт — женщина исчезла в толпе.
— Подождите! — закричала Лена. — Вернитесь!
Но поезд уже тронулся, заглушив её голос.
Оба ребёнка начали плакать — звонко, отчаянно.
— Господи… — прошептала она, — что теперь делать?..
Она поспешно раскрыла рюкзачок. Там были бутылочки со смесью, подгузники, одежда и записка.
«Мне некуда их отдать… Им грозит опасность… Спасите их. Простите меня».
Малышка замолчала и уставилась на Лену — в этом взгляде была мольба, как будто она всё понимала.
— Не бойся, крошка, — прошептала Лена. — Я вас не брошу. Обещаю.
На станции её ждал Илья с телегой.
— Как съездила? — улыбнулся он, но тут же заметил младенцев.
— Нам надо поговорить. Только не здесь…
Дома он взял одного из малышей на руки. Тот вцепился в его палец и улыбнулся беззубо, доверчиво.
— Что теперь?.. — тихо спросил он.
— Я не знаю, — Лена глядела на девочку, которая уже заснула у неё на коленях. — Наверное, надо сообщить в органы?
Илья надолго задумался, а потом произнёс: — Она ведь просила их уберечь. А если опека не справится?
— Мы не можем просто… взять и оставить их у себя.
— Можем, — твёрдо ответил он. — Петрович нотариус, он поможет. Оформим, будто с рождения наши.
— Это серьёзный шаг, Илья…
— Это судьба, Лен. Я всегда верил, что у нас будут дети. Просто не думал, что это произойдёт вот так. Сразу — двое.
Лена смотрела на мужа, на спящих малышей. Слёзы облегчения катились по её щекам. — Иван и Мария… так их зовут.
— Иван и Мария, — повторил Илья. — Наши дети.
— Пап, выше! — семилетний Ваня сидел у отца на плечах, пытаясь достать яблоко.
— Да ты уже почти до неба дорос! — смеялся Илья, крепко держа сына.
Шесть лет пролетели, как один миг. Дом наполнился детским смехом, шумом и радостью. Лена, вытирая руки от муки, наблюдала за ними с крыльца.
— Машенька! — окликнула она. — Подойди, я тебе кое-что покажу.
Маша, с васильковыми глазами и аккуратными косичками, подбежала. Лена достала кулон на кожаном шнурке.
— Это тебе. Я сама вырезала. Это ласточка. Говорят, она приносит счастье.
— Красота! — восхищённо прошептала Маша.
С дороги донёсся скрип колёс — Клавдия Петровна тащила воду.
— Леночка! — позвала она. — Слышала? Внук к Степановым приехал. На машине, как из кино!
— Вот как, — улыбнулась Лена, застёгивая кулон на шее дочери.
Вечером, когда дети спали, супруги сидели на веранде. В доме — две комнаты, кухня, старая лампа вместо света.
— Не тяжело тебе с нами? — спросил вдруг Илья.
— Почему ты так думаешь?
— Ну, дом тесный, денег впритык, ты в столовой, потом дома — без отдыха…
— У нас всё есть: дом, дети, любовь, — Лена прижалась к нему.
Она не рассказала ему, что часто просыпается по ночам, дрожа от сна. Женщина из электрички стоит у кровати и тянет руки к детям… Или приходят чёрные люди и забирают их. Тогда Лена вскрикивает, а Илья обнимает, шепча: «Всё хорошо».
Шли годы. Лена кормила школьников, Илья работал в поле. Дети учились — сначала в деревне, потом ездили в соседнее село.
Однажды вся семья поехала к реке. Илья учил сына рыбачить, а Лена с Машей отдыхали под ивой. — Мам, — Маша глядела в воду. — Почему я не похожа на тебя?
— В каком смысле?
— Ты тёмненькая, а я светлая. И глаза у нас разные.
— Ты — копия моей бабушки, — ответила Лена. — Она была голубоглазая и светловолосая.
— А папа?
— Маш, ну хватит. Пойдём, я научу тебя плести венки.
Позднее Лена рассказала об этом Илье.
— Они взрослеют, начинают думать, — сказал он. — Но правда — это мы. Мы их родители, и точка.
На следующее утро к дому подъехал чёрный автомобиль. Лена вешала бельё. Из машины вышел высокий мужчина в очках и дорогом костюме.
— Добрый день. Не подскажете, как проехать к Петровскому?
— По улице прямо, потом у колодца направо, — ответила Лена, вставая между калиткой и детьми.
— У вас хорошие дети. Им, наверное, лет десять?
— Да, — сердце застучало сильнее.
— И мальчик, и девочка… Совпадение.
Он посмотрел на детей, кивнул и уехал. Лена сжала калитку так сильно, что побелели пальцы. Мысли звенели: «Они нас нашли».
— С днём рождения! — Лена поставила на стол торт с 18 свечами.
Иван и Мария — взрослые, красивые, умные. Оба окончили школу с золотыми медалями.
Ваня поступал в сельхозвуз, мечтал о современном хозяйстве. Маша — в кулинарную академию.
— У меня для вас подарок, — сказал Илья. — Ваня, тебя берут на стажировку. А Маша поедет с мамой — у вас встреча с шеф-поваром.
— Правда?! — Маша сияла.
Позже брат с сестрой стояли на крыльце. — Думаешь о будущем? — спросила Маша.
— Хочу ферму. Чтобы вы с мамой могли отдохнуть.
— У тебя всё получится.
Утром пришла бандероль. На ней было написано: «Ивану и Марии Соколовым».
— Мы ведь ничего не заказывали… — Лена с тревогой открыла посылку.
Внутри лежал кожаный чемодан. Иван расстегнул замки.
— Мама… — Маша застыла. — Тут деньги.
Внутри чемодана лежали аккуратно перевязанные банковские пачки и запечатанный конверт. Иван, волнуясь, разорвал бумагу и начал читать письмо вслух, его голос слегка дрожал:
«Моим любимым детям — Ивану и Марии. Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет рядом. Простите меня за то, что ушла. У меня не было иного выхода. Если бы я осталась, вам бы угрожала смертельная опасность. Я была богата, но не всесильна. Враги не дремали, и исчезнуть — это был мой единственный способ спасти вас. Болезнь завершила то, что не смогли довершить люди. Всё это время я следила за вами издалека, зная, что вы в безопасности. Теперь, когда меня не стало, вы должны получить всё, что принадлежит вам по праву. В этом чемодане вы найдёте не только деньги, но и ключи от дома под Петербургом, а также документы на компанию, которую я сохранила для вас. Простите меня, если сможете. Я любила вас больше жизни. — Елизавета Воронцова».
Ваня медленно опустил письмо. Маша уже не сдерживала слёз — по её лицу катились слёзы, она закрыла лицо ладонями. Рядом, в чемодане, действительно лежали ключи и аккуратно собранная папка с официальными документами.
— Значит, она всё-таки не предала нас, — прошептала Маша, крепко сжимая фотографию. — Она всё это время охраняла нас. Просто по-своему.
Правду дети узнали в четырнадцать. Мы рассказали им тогда, что не являемся им родными по крови.
Иван разглядывал изображение женщины с тонкими чертами лица. Её глаза были пронзительно-синими — точь-в-точь как у Маши. Они излучали боль и достоинство.
Лена прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Илья подошёл, положил ладонь ей на плечо.
— Что теперь будем делать? — спросила она едва слышно.
Иван аккуратно сложил письмо, посмотрел на приёмных родителей. В их глазах застыл немой страх, замешанный с надеждой. Он встал, обнял обоих.
— Вы — наша семья. Никакие бумаги и фамилии этого не изменят.
— Вы дали нам всё самое важное, — добавила Маша, прижимаясь к Лене. — Мы родные не по крови, а по выбору сердца.
Через неделю они уже ехали под Петербург — посмотреть на дом, о котором говорилось в письме.
Особняк оказался потрясающим: три этажа, стильный модерн, мраморные лестницы, ухоженный парк. Внутри — антиквариат, картины, массивная мебель, а в центральном холле — большой портрет Елизаветы.
Лена долго смотрела на него, не в силах оторваться. Илья встал рядом.
— Думаешь о ней? — тихо спросил он.
— Думаю, насколько сильно она их любила, — прошептала Лена. — Она отдала нам самое дорогое.
Тем временем Ваня и Маша перебирали документы. Выяснилось, что их мать руководила крупной строительной фирмой. Из-за угроз конкурентов ей пришлось исчезнуть, сменить имя и страну, наблюдать за детьми издалека. Но даже в Европе она жила в страхе, защищая их, насколько могла.
Вечером Ваня собрал всех в просторной гостиной.
— У нас есть выбор. Можем начать новую жизнь здесь, или продать всё и вернуться.
— А учёба? — спросил Илья.
— Я всё равно пойду в аграрный, — улыбнулся Иван. — Только теперь у меня будет возможность создать собственное высокотехнологичное хозяйство.
— А Маша сможет воплотить свою мечту — открыть ресторан, — добавила Лена.
— А вы? — Лена опустила глаза. — Мы… вы ведь не оставите нас?
— Мама, — Маша взяла её за руку. — Мы хотим, чтобы вы с папой были с нами. Всегда.
Месяц спустя они вернулись в деревню за вещами. Лена ходила по дому, гладя стены ладонью, вспоминая всё, что здесь было пережито.
— Сложно прощаться? — Илья обнял её за плечи.
— Немного, — призналась Лена. — Но я счастлива за них.
— У них уже давно было всё, что нужно, — тихо сказал он. — У них была семья.
Она кивнула. За окном, на старой скамейке, сидели Иван и Маша, болтая о чём-то своём. Выросли. Красивые, добрые, честные. Теперь и богатые. — Знаешь, — Лена смотрела на них. — Их мать спасла им жизни. А мы вырастили из них людей. Мы обе сделали, что могли.
— И сделали это хорошо, — Илья поцеловал её в висок. — Очень хорошо.
Прошёл год. Под Петербургом заработала современная ферма с теплицами, животноводством и цехами переработки. Иван возглавил проект, окружив себя опытными специалистами.
Рядом Маша открыла ресторан с авторской кухней. Все продукты ей поставлял брат.
В их новом доме на окраине города Лена открыла пекарню. Её хлеб и булочки стали знаменитыми — за ними приезжали со всего региона. Илья, хоть и помогал сыну на ферме, нередко ездил в деревню — навестить родной дом.
— Корни не забывают, — говорил он.
Однажды вечером, собравшись на семейный ужин, Маша подняла бокал:
— За маму и папу. За то, что вы научили нас любить и верить в себя.
— И за ту женщину, — Лена кивнула в сторону портрета Елизаветы, — которая доверила нам самое драгоценное. Спасибо ей за этот дар.
Иван заключил всех в объятия: — Мы — не совсем обычная семья. Но мы счастливы. И всё только начинается.
что я исчезла из вашей жизни так внезапно. Тогда, в поезде, у меня не было другого выхода. Я знала, что за мной следят, что вас могут забрать, увезти, использовать. Я должна была спасти вас — даже если ценой стала разлука на долгие годы.
Я всё это время следила издалека. Знала, как вы растёте. Ваша мама — Лена — стала для вас всем. Её любовь, её тепло, её сила — это то, что вы должны носить в сердце. Берегите её. Она подарила вам не просто дом — она дала вам судьбу.
В этом чемодане — лишь малая часть того, что принадлежит вам по праву. И ещё — ключ. Он от дома, который стоит в Латвии, на берегу моря, в посёлке Лиепа. Дом оформлен на ваши имена. Там вас ждут фотографии, документы и ответы. Я собрала всё, что могла, чтобы однажды вы узнали правду.
Иван. Ты сильный, смелый, и в тебе — дух отца. Он был выдающимся человеком… и погиб, защищая нас.
Мария. Ты светлая, добрая, как моя мать. У тебя её глаза, её душа. Я горжусь тобой.
Вы не случайны в этом мире. Ваша жизнь — чудо, за которое я боролась. Простите меня, если можете.
С любовью и вечной надеждой на прощение,
Ваша мать — Анна.»
— Мама… — прошептала Мария, сжимая письмо. — Это… правда?
Лена стояла, как вкопанная. Слёзы текли по её лицу.
— Да. Это правда. Но мама у вас — я. Не потому что родила, а потому что каждый день боролась за вас.
Иван шагнул к ней, обнял.
— Ты и есть наша мама. У нас нет другой.
Мария прижалась к её плечу.
— А в тот дом мы поедем втроём. Чтобы всё увидеть. Но не чтобы искать маму. А чтобы попрощаться с прошлым. И сказать спасибо за то, что она дала нас тебе.
Лена закрыла глаза. На сердце было тяжело, но впервые за многие годы — спокойно. Они знали. И выбрали её.
Значит, всё было не зря.
Позже, в доме на берегу, среди старинной мебели и шкатулок с письмами, они найдут фото молодой женщины с детьми на руках и подпись:
«Иван и Мария. Мои сокровища. Пусть мир даст вам то, чего мне не дал — время».
А на стене — вырезанная из дерева ласточка. Такая же, как та, что Лена когда-то подарила Маше.
И Маша прошепчет:
— Значит, она всё знала. И простила себя. А мы её… уже давно.
